Золото в стране Советов до 1930-х гг. Часть четвертая: золото спасает от голода

Материал книги Елены Осокиной, из которого можно узнать некоторые интересные детали из истории золотого червонца и царских золотых монет. Часть первая здесь, вторая - тут, третья – здесь.

В постановлении Совнаркома, положившем начало операциям с бытовым золотом в Торгсине, отсутствовал важнейший постулат марксизма - классовый подход. Ущемление прав «социально чуждых элементов» было нормой того времени, и нарушение их прав Торгсином логично вписывалось в иерархию 1930-х годов. И все же, в Торгсине все клиенты были социально равны. Правительство не делало различий по социальному положению или происхождению, источнику доходов, дореволюционной активности, национальности или вовлеченности в промышленное производство. О такой дифференциации не было ни слова ни в постановлении о создании Торгсина, ни в последующих документах, регламентировавших его деятельность. Для правительства не имело значения, кто и как привозит золото в Торгсин, лишь бы ценности поступали. Любой, у кого было золото, мог обменять его на товары в Торгсине, даже лишенец (человек, лишенный политических прав) или «враг народа». Ни пролетариат, ни нарождающийся «новый класс», бюрократия, не имели в Торгсине официальных привилегий. В Торгсине правил не «класс», а «золотой теленок». Неравенство покупателей в Торгсине было экономическим: у кого было больше ценностей, тот мог купить больше. В этом отношении в Торгсине не было ни крупицы социализма, это было предприятие «беспощадного капитализма». Ввиду отсутствия социальной дискриминации Торгсин представлял собой самый демократичный социально-экономический институт своего времени. Открыв Торгсин для советских покупателей в интересах индустриализации, правительство не только подорвало политику государственной валютной монополии, но и пожертвовало основополагающим идеологическим принципом - классовым подходом.

В Торгсине, как и в системе пайков, марксистский классовый подход уступил место практической выгоде, «промышленному прагматизму», который ставил интересы индустриального развития превыше всего. Прагматизм граничил с цинизмом: каждый мог привезти в Торгсин золото для нужд индустриализации, но государственный паек полагался только тем, кого правительство считало полезным кормить.

Согласно постановлению Совнаркома, одобрявшему операции Торгсина с бытовым золотом, Торгсин должен был продавать золото Госбанку по той же цене за грамм чистого золота, что и населению. Этот факт важен для нас, поскольку показывает, что Торгсин был лишь средством перекачки золота из частных карманов в государственную казну. Торгсин не работал на себя. Он не мог получать прибыль от своих операций с золотом. Государство получало золото в обмен на сомнительные бумажные расписки, заставляло людей платить непомерные цены за товары Торгсина и таким образом получало обратно с процентами все, что оно платило людям за их ценности. Гениальность этой идеи заключалась в том, что государство получало твердую валюту и золото, не вывозя товары за границу. К тому же товары зачастую были сомнительного качества. Правительство стремилось предоставить Торгсину льготные условия. Его деятельность была освобождена от всех государственных и местных налогов и сборов.

Помимо европейской части СССР, где уже существовала сеть Торгсинов, в постановлении были названы почти все крупные города Дальнего Востока, Сибири, Урала, Казахстана, Средней Азии и Закавказья. Торгсин должен был охватывать городское и сельское население всей страны. Однако были территории, где торговля Торгсина изначально была запрещена: золотодобывающие предприятия и их окрестности. Этот запрет был вполне понятным: Торгсин мог стимулировать воровство на золотых приисках и предприятиях. Целью Торгсина было изъятие ценностей у населения, а скупка золота у старателей находилась в ведении Главцветметзолота, которое имело возможность определять точные места добычи золота, чтобы предотвратить его хищение у государства. Торгсин также не мог покупать золото в районах, граничащих с иностранными государствами, поскольку там властью обладало ОГПУ.

Однако вернемся к Ефрему Владимировичу Курлянду. Два фактора подтверждают его авторство идеи продавать продукты и товары в обмен на бытовое золото в Торгсине. Первый — это свидетели, которых он назвал в своем письме: «член Оргбюро и организатор Торгсина» И. Шуляпин, вице-президент Торгсинского правления В.К. Жданов и заведующий валютной секцией ВКУ ОГПУ Г.Я. Геляров. Второе — это то, что Наркомвнешторг поддержал его просьбу.

В архиве Торгсина сохранилось письмо из комиссариата, в котором Курлянд назван автором идеи и «фактическим борцом за воплощение этой идеи в жизнь». Официальное положение Курлянда как директора крупного московского магазина позволило ему достучаться до начальства Торгсина. Однако, как бы хороша ни была идея, она не была бы реализована, если бы не работала в том же направлении, что и поиски золота в Политбюро.

Письмо Курлянда и переписка, связанная с ним, важны не только потому, что позволяют вырвать из забвения имя еще одного человека в истории, но и потому, что показывают, как удивительно трудно было этой «золотой» идее преодолеть бюрократические препоны, несмотря на ее важность для государства. От момента внесения предложения Курлянда в марте до решения Политбюро в ноябре 1931 года о принятии бытового золота в Торгсине прошло несколько месяцев. Еще месяц ушел на официальное постановление Совнаркома, а в декабре начались операции. Лихорадочный поиск правительством золота и твердой валюты, столь необходимых для индустриального развития страны, в реальности уживался с медлительностью практического осуществления - результатом волокиты и противоречий внутри государственных органов управления.

Еще один вопрос, связанный с делом Курлянда, заслуживает внимания. Случайно ли идея продажи товаров в обмен на бытовое золото была сформулирована продавцом, а не государственным бюрократом или политическим лидером? Скорее всего, нет. Для советских государственных и партийных властей революционной эпохи такие понятия, как товар, рынок, прибыль, относились к другому миру, который, по их мнению, был обречен.

Торгсин, в каком-то смысле, ознаменовал возвращение легального рынка твердой валюты в СССР. В первой половине 1930-х гг., в отличие от валютного рынка НЭПа, руководство страны разрешило населению использовать золото и иностранную валюту в качестве платежного средства, хотя операции ограничивались Торгсином и маскировались под обмен народных ценностей на свои деньги. Однако во многих других отношениях операции с твердой валютой в первой половине 1930-х гг. были более ограниченными, чем во времена НЭПа. Открыв Торгсин, правительство фактически подтвердило право советских людей иметь в своем распоряжении иностранную валюту, золотые монеты и другие ценности без ограничений. Однако никто не мог приобрести золотые монеты или иностранную валюту на биржах, как это было в первой половине 1920-х гг. Не возобновились и валютные интервенции периода НЭПа, которые имитировали рыночные механизмы и позволяли населению накапливать валюту и золотые монеты за счет государственных резервов. Иными словами, в период существования Торгсина, по сравнению с НЭПом, у населения было меньше легальных возможностей пополнить свои валютные сбережения. Денежные переводы из-за рубежа были практически единственным легальным источником такого пополнения.

За время существования легального рынка твердой валюты при НЭПе Госбанк купил у населения золотых монет на сумму около 28 млн рублей, а продал населению золотых монет на сумму 60 млн рублей. Это означает, что из хранилищ Госбанка в частное владение перешло более 30 млн рублей (по номинальной стоимости) золотых монет. Эта сумма вполне могла быть и больше, поскольку золотые монеты населению продавал не только Госбанк, но и Наркомфин. Царские золотые монеты были хранились, в основном, у крестьян и нэпманов (частные предприниматели эпохи НЭПа). В отличие от легального рынка твердой валюты периода НЭПа, Торгсин работал на опустошение валютных сбережений населения. Этому способствовал массовый голод 1932-1933 гг. Торгсин за время своего существования скупил у населения царских золотых монет почти на 45 млн рублей, что превзошло покупательскую активность Госбанка в период НЭПа. Благодаря Торгсину государство вернуло не только золото, проданное населению через спецагентов во время валютных интервенций 1920-х гг., но и некоторые сбережения, оставшиеся с прежних времен. Торгсин превзошел Госбанк и в скупке золота населением. Если Госбанк с 1921 года и до зимы 1928 года скупил у населения чуть более 11 тонн золота в виде ювелирных изделий, предметов домашнего обихода и лома, то Торгсин в 1931-1935 гг. скупил почти в 6 раз больше – около 64 тонн.

Рынок твердой валюты 1920-х гг. был частью более разветвленной рыночной экономики НЭПа. В отличие от него, в государственно-централизованной экономике 1930-х гг. Торгсин был одним из немногих локализованных оазисов легального рынка. Легальный рынок твердой валюты НЭПа укрепил денежную систему страны и помог преодолеть кризис после Гражданской войны, в то время как Торгсин расцвел в результате экономической нестабильности и острого кризиса. Он получал доходы, используя недостатки государственной централизованной экономики.

Рынок твердой валюты НЭПа развивался в условиях относительно спокойной и стабильной экономической и социальной жизни, что мотивировало людей обменивать валютные ценности на бумажные деньги - червонцы-рубли. Рынок твердой валюты НЭПа носил преимущественно предпринимательский, деловой характер.

***

В декабре 1931 года Торгсин начал принимать от советских людей бытовое золото в обмен на товары и уже в первые месяцы своей деятельности добился потрясающих результатов. Если в течение 1931 года, обслуживая иностранцев, Торгсин приобрел ценностей менее чем на 7 млн рублей, то только за I квартал 1932 года он выручил более 75 млн рублей. Только треть этой суммы составляла торговля через морской порт и денежные переводы из-за границы, а остальное обеспечивали операции с народным золотом.

В апреле 1932 года для Торгсина установили 5-летний план, в котором были определены цели на 1933-1937 гг. В отличие от генеральных планов экономического развития страны, где цели с каждым годом становились все выше, 5-летний план Торгсина представлял собой снижающуюся кривую. Авторы плана ожидали падения валютных поступлений Торгсина после кратковременного роста в 1933-1934 гг. Рост они объясняли «трудностями снабжения», то есть голодом, а снижение - улучшением жизни в СССР. Таким образом, с самого начала успех Торгсина был задуман как порожденный голодом.

Запланированный спад в деятельности Торгсина доказывает, что его основатели прекрасно понимали, что основной источник его доходов будут составлять драгоценные сбережения советских людей. Поскольку эти сбережения были ограничены и не могли быть существенно пополнены в 1930-е гг., их истощение означало бы конец Торгсина. Жизнь показала, что запланированные темпы падения были недооценены. Массовый голод привел к более быстрому истощению ценных сбережений народа. Пятилетка Торгсина стала единственной советской пятилеткой, которая была не просто выполнена, а досрочно выполнена. У Торгсина не только не было второй пятилетки, он не дожил до конца первой.

Согласно Торгсиновской пятилетке, основную роль в его доходах должно было играть золото в форме монет, изделий, слитков или лома. Даже по окончании пятилетки Торгсина и истощении ценных сбережений народа золото все равно должно было занимать не менее 60% от общего количества заготовленных ценностей. Таким образом, 5-летний план Торгсина фактически подтвердил легитимность частного владения золотом, а наличие и хранение золота у себя дома не считалось преступлением. Не было установлено никаких ограничений на количество золота, которое могло находиться в частном владении. Более того, согласно логике 5-летнего плана, чем больше золота было у людей, тем лучше, потому что они могли принести больше в Торгсин. Хотя авторы плана не говорили об этом прямо, из документа следовало, что изъятие золота органами ОГПУ было незаконным.

Когда в декабре 1931 года начались операции с бытовым золотом, у Торгсина было около 30 магазинов в нескольких крупных городах и морских портах. К концу октября 1932 года сеть Торгсина насчитывала 257 магазинов, а к началу 1933 года - более 400. Сеть Торгсина росла не только количественно, но и осваивала новые территории. В марте 1932 года магазины Торгсина работали в 43 населенных пунктах, в июле - в 130, в сентябре - в 180, а к концу октября 1932 года - в 209 населенных пунктах СССР. Но это было только начало. К апрелю 1933 года правительство планировало открыть 600 магазинов Торгсина, но затем увеличило их число до 1000. Торгсин перевыполнил даже эту увеличенную квоту. Его сеть достигла своего пика в ноябре 1933 года, когда она насчитывала 1526 торговых точек по всей стране. 

Чтобы оценить валютный потенциал местного населения, инспекторы Торгсина должны были учесть, насколько состоятельными были до революции местные дворяне, промышленная буржуазия и купцы, а также количество иностранных служащих, работающих в настоящее время на местных предприятиях; близость к государственной границе; развитие золотодобычи, особенно индивидуальными старателями; частоту денежных операций из-за границы и многие другие факторы. Валютный потенциал населенного пункта можно определить с помощью косвенных признаков. «В городе нет ни одного золотых дел мастера», - писал из узбекского города инспектор Торгсина, делая вывод об отсутствии золота у местного населения. Раскулачивание крестьян, начавшееся в ходе коллективизации накануне развития сети Торгсина, шло вразрез с интересами последнего, поскольку сопровождалось конфискацией личного имущества крестьян. Инспектор Торгсина, прибывший из узбекского города Чуст, выступил против открытия там магазина, поскольку крестьяне только что подверглись раскулачиванию. Исходя из оценки местного валютного потенциала, инспекторы должны были определить примерные квоты на закупку ценностей в этих регионах.

Один из отчетов инспекторов заслуживает внимания, поскольку в нем дана подробная оценка валютного потенциала советских среднеазиатских республик. Он был составлен в феврале 1932 года, в самом начале деятельности Торгсина в этом регионе. Инспектор отобрал наиболее перспективные города и перечислил причины своего решения: Ташкент - до революции крупнейший торговый и административный центр Средней Азии с высокооплачиваемым бюрократическим аппаратом - при советской власти стал притягивать к себе зажиточных людей из других городов, а также денежные переводы из-за границы. Кроме того, частыми гостями здесь были афганские купцы. Первоначальная норма скупки золота, определенная инспектором для ташкентского Торгсина, составляла 270 тыс. рублей. Бухара - в дореволюционное время место с «колоссальным сосредоточением золота и драгоценностей», известное своей активной торговлей с иностранными соседями, - должна была еще иметь иностранную валюту. Инспектор определил 90 тыс. рублей как стартовую норму закупки золота для бухарского Торгсина. Для Ашхабада, близкого к Персии и, как следствие, вовлеченного в контрабандную торговлю, а также обладающего большим количеством бытового золота, план закупок составлял 46 тыс. рублей. Коканд и Андижан были центрами хлопководства, где до революции проживало значительное количество состоятельных людей, которые, несомненно, хранили свое золото. По мнению инспектора, Торгсин мог рассчитывать там не менее чем на 42 тыс. рублей золотом.

Золотой потенциал города Фрунзе был довольно низким из-за отсутствия иностранцев и денежных операций из-за границы; операции Торгсина с золотом там, по оценке инспектора, не принесли бы более 25 тыс. рублей. Однако в ноябре 1932 года другой инспектор, которому было поручено открыть киргизское местное отделение Торгсина во Фрунзе, опроверг прежнее мнение, написав: «Из разговоров с начальником местного экономического отдела ГПУ, я выяснил, что здесь имеются значительные золотые сбережения, и многие люди ждут открытия Торгсина, так как в противном случае они боятся, что эти сбережения могут быть конфискованы ГПУ».

Инспектор считал нецелесообразным открывать торгсины в узбекских городах Наманган, Термез и Фергана, а также в туркменских Керки и Кушка, поскольку в царское время там не было много состоятельных людей, купцы торговали в основном серебром, и, что примечательно, «мало кто был бы заинтересован в покупке высококачественных товаров» в Торгсине. Пессимистическую оценку Туркменистана подтвердил и другой отчет. По мнению его автора, «туркмены с давних времен были бедным и эксплуатируемым народом; кроме того, они питают больше страсти к серебру, чем к золоту»; только армяне, жившие в Туркменистане, были «довольно развиты» и занимались торговлей. Возможно, заключал автор, именно они станут главными покупателями туркменского Торгсина.

Валютный потенциал Таджикистана также показался инспектору сомнительным; открытие Торгсина в его главном городе Сталинабаде могло быть рискованным, поскольку там было всего несколько десятков иностранцев. На советское население Сталинабада можно было рассчитывать только при наличии царского и бухарского золота. Но в конце концов, по словам инспектора, все зависело от ассортимента товаров Торгсина. Город Сарай-Камар, по его мнению, выглядел более перспективным, так как там было много иностранных рабочих и приезжих купцов.

Продолжение следует…

^ Наверх